Вопреки стереотипу, европейцы не так уж рвались в Россию за «длинным рублём». Многих приходилось заманивать, пользуясь смутами в их собственных государствах. И то не навсегда: «На немцев нам смотреть нечего, они нас обманывают».
315 лет назад, 27 апреля 1702 г., царём Петром I был издан любопытный указ. Как и полагается, он был длинным и многословным, в нём подробно объяснялась суть. «Дабы побудить иноземцев к нам приезжать и как в нашей службе, так и в нашей земле оставаться».
Рогульки вместо пик
Потом этот документ получит странное название: «Манифест Петра о приглашении иностранцев на поселение в Россию». Это название даст возможность говорить, что с того самого дня в Россию рвануло огромное количество жадных до денег и наград иностранцев: «Цирюльники, портные, сапожники, гробовщики, предсказатели судеб, алхимики, проститутки, содержатели притонов и питейных домов… Причём большинство из них считались на своей родине неудачниками».
Между тем петровский манифест касался прежде всего людей одной-единственной профессии: военных. Про остальных там сказано вскользь: «И прочие полезные Государству нашему художники». Кстати, никакого особенного «потока иностранцев» в Россию этот документ не спровоцировал. Понадобилось ещё несколько подобных манифестов (1703 и 1704 гг.), чтобы наладить хоть какое-то миграционное движение из Европы в наши палестины.
Вообще говоря, всё это дело затевалось под конкретный проект, который называется «Северная война». После достопамятной «Нарвской конфузии», где 9 тысяч шведов разбили 40 тысяч русских, взяв почти все знамёна и пушки, ситуация была аховой. Армию Петру приходилось создавать практически заново, о чём не без злорадства писал английский посол, барон Чарльз Уитворт: «На русское воинство можно смотреть покуда не иначе, как на собрание рекрут. Кавалерия весьма плоха, сомнительно, чтоб русские драгуны устояли против шведских кирасиров. Пехоту можно бы похвалить, но (за исключением восьми полков) она одета, снаряжена и вооружена посредственно: так, батальоны пикинёров вместо пик вооружены деревянными рогульками».
Кадры решают всё
Барон Уитворт был дипломатом, а не военным шпионом. В противном случае он обязательно бы написал, каковы дела в тех самых восьми пехотных полках, которые, по его мнению, ещё более-менее сносны. А дела там были таковы: по штату им полагалось 264 единицы офицеров среднего комсостава. В реальности же офицеров было только 78. Ещё больший дефицит представлял высший комсостав: генералов у Петра было раз, два и обчёлся.
Офицеров надо было срочно где-то взять, потому что воспитать и выучить своих в условиях войны с сильным и жестоким врагом — это утопия, чреватая катастрофой.
А взять, кроме Европы, неоткуда. Так что манифест от 27 апреля 1702 г. — это не самодурство Петра, который, дескать, только и норовит отдать Россию немцам. Это глас вопиющего в пустыне. Это попытка утопающего схватиться за соломинку.
Соломинка, надо сказать, была хлипкой. Нет, льготы иностранцам манифест давал и впрямь большие: полная свобода вероисповедания, например. Подсудность только специально созданной Военной коллегии, где судьями были опять-таки иностранцы. Свобода отставки с выплатой солидной компенсации.
А вот что насчёт величины той самой компенсации, да и вознаграждения, дело было откровенно худо. Собственно, и сам Пётр это сознавал: сохранилась его служебная записка русскому послу в Копенгагене Андрею Измайлову, который ведал вербовкой иностранцев: «Ведомо Нам, что в нынешнее военное время на такую плату изскусныя не пойдут».
На чужой беде
За неимением гербовой бумаги пишут, как известно, на простой. Приходилось уже не выбирать тех, кто «изскусныя», а брать то, что есть, или то, что плохо лежит. При этом не гнушались искать поживы на чужой беде. Или хотя бы на нестроениях. Так, русский резидент в Германии Гавриил Головкин радостно извещает Петра: «Многим людям нынешний король от двора своего отказал, и впредь, чаем, больше в отставке будет, между которыми есть много военных и мастеровых людей, которые службу ищут… Отпустите генерала Брюса в Берлин для найма».
Вот уже сам Пётр шлёт инструкцию русскому резиденту во Франции Конону Зотову: «Понеже король французский умер, а наследник зело молод, то, чаю, многие военные и мастеровые люди будут искать фортуны в иных государствах, для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропустить».
В период Северной войны Россия представляла собой огромный кадровый пылесос, который всеми правдами и неправдами опустошал Европу. Но с переменным результатом и, главное, с переменным ходом: не только на забор человеческого материала, но и на выброс.
Когда миновал самый опасный кадровый кризис, в России явно обозначилась тенденция, прекрасно сформулированная первым русским экономистом Иваном Посошковым. Этот автор «Книги о скудости и богатстве» писал: «Верить иностранцам вельми опасно: не прямые они нам доброхоты... Мню, что во всяком деле нас обманывают и ставят нас в совершенные дураки. А иные затейки и прихоти их мочно и приостановить, дабы напрасно на Руси богатство не истощали».
После серии побед над шведами стало ясно, что мало-помалу формируется и свой, русский, офицерский корпус. Спустя два года после Полтавы, в 1711 г., Пётр предпринимает первую национальную чистку рядов вооружённых сил. Более половины иностранных офицеров среднего звена было уволено. Их заменили русскими.
Пётр Великий. Гравюра.
315 лет назад, 27 апреля 1702 г., царём Петром I был издан любопытный указ. Как и полагается, он был длинным и многословным, в нём подробно объяснялась суть. «Дабы побудить иноземцев к нам приезжать и как в нашей службе, так и в нашей земле оставаться».
Рогульки вместо пик
Потом этот документ получит странное название: «Манифест Петра о приглашении иностранцев на поселение в Россию». Это название даст возможность говорить, что с того самого дня в Россию рвануло огромное количество жадных до денег и наград иностранцев: «Цирюльники, портные, сапожники, гробовщики, предсказатели судеб, алхимики, проститутки, содержатели притонов и питейных домов… Причём большинство из них считались на своей родине неудачниками».
Между тем петровский манифест касался прежде всего людей одной-единственной профессии: военных. Про остальных там сказано вскользь: «И прочие полезные Государству нашему художники». Кстати, никакого особенного «потока иностранцев» в Россию этот документ не спровоцировал. Понадобилось ещё несколько подобных манифестов (1703 и 1704 гг.), чтобы наладить хоть какое-то миграционное движение из Европы в наши палестины.
Вообще говоря, всё это дело затевалось под конкретный проект, который называется «Северная война». После достопамятной «Нарвской конфузии», где 9 тысяч шведов разбили 40 тысяч русских, взяв почти все знамёна и пушки, ситуация была аховой. Армию Петру приходилось создавать практически заново, о чём не без злорадства писал английский посол, барон Чарльз Уитворт: «На русское воинство можно смотреть покуда не иначе, как на собрание рекрут. Кавалерия весьма плоха, сомнительно, чтоб русские драгуны устояли против шведских кирасиров. Пехоту можно бы похвалить, но (за исключением восьми полков) она одета, снаряжена и вооружена посредственно: так, батальоны пикинёров вместо пик вооружены деревянными рогульками».
Победа шведов в битве при Нарве. Густав Седерстрём. 1910 год.
Кадры решают всё
Барон Уитворт был дипломатом, а не военным шпионом. В противном случае он обязательно бы написал, каковы дела в тех самых восьми пехотных полках, которые, по его мнению, ещё более-менее сносны. А дела там были таковы: по штату им полагалось 264 единицы офицеров среднего комсостава. В реальности же офицеров было только 78. Ещё больший дефицит представлял высший комсостав: генералов у Петра было раз, два и обчёлся.
Офицеров надо было срочно где-то взять, потому что воспитать и выучить своих в условиях войны с сильным и жестоким врагом — это утопия, чреватая катастрофой.
А взять, кроме Европы, неоткуда. Так что манифест от 27 апреля 1702 г. — это не самодурство Петра, который, дескать, только и норовит отдать Россию немцам. Это глас вопиющего в пустыне. Это попытка утопающего схватиться за соломинку.
Соломинка, надо сказать, была хлипкой. Нет, льготы иностранцам манифест давал и впрямь большие: полная свобода вероисповедания, например. Подсудность только специально созданной Военной коллегии, где судьями были опять-таки иностранцы. Свобода отставки с выплатой солидной компенсации.
А вот что насчёт величины той самой компенсации, да и вознаграждения, дело было откровенно худо. Собственно, и сам Пётр это сознавал: сохранилась его служебная записка русскому послу в Копенгагене Андрею Измайлову, который ведал вербовкой иностранцев: «Ведомо Нам, что в нынешнее военное время на такую плату изскусныя не пойдут».
На чужой беде
За неимением гербовой бумаги пишут, как известно, на простой. Приходилось уже не выбирать тех, кто «изскусныя», а брать то, что есть, или то, что плохо лежит. При этом не гнушались искать поживы на чужой беде. Или хотя бы на нестроениях. Так, русский резидент в Германии Гавриил Головкин радостно извещает Петра: «Многим людям нынешний король от двора своего отказал, и впредь, чаем, больше в отставке будет, между которыми есть много военных и мастеровых людей, которые службу ищут… Отпустите генерала Брюса в Берлин для найма».
Вот уже сам Пётр шлёт инструкцию русскому резиденту во Франции Конону Зотову: «Понеже король французский умер, а наследник зело молод, то, чаю, многие военные и мастеровые люди будут искать фортуны в иных государствах, для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропустить».
В период Северной войны Россия представляла собой огромный кадровый пылесос, который всеми правдами и неправдами опустошал Европу. Но с переменным результатом и, главное, с переменным ходом: не только на забор человеческого материала, но и на выброс.
Когда миновал самый опасный кадровый кризис, в России явно обозначилась тенденция, прекрасно сформулированная первым русским экономистом Иваном Посошковым. Этот автор «Книги о скудости и богатстве» писал: «Верить иностранцам вельми опасно: не прямые они нам доброхоты... Мню, что во всяком деле нас обманывают и ставят нас в совершенные дураки. А иные затейки и прихоти их мочно и приостановить, дабы напрасно на Руси богатство не истощали».
После серии побед над шведами стало ясно, что мало-помалу формируется и свой, русский, офицерский корпус. Спустя два года после Полтавы, в 1711 г., Пётр предпринимает первую национальную чистку рядов вооружённых сил. Более половины иностранных офицеров среднего звена было уволено. Их заменили русскими.
Комментариев нет:
Отправить комментарий