История Луки Нотара, предателя, отказавшегося защищать родину (3 фото)

"Вступление Мехмеда II в Константинополь" , картина французского художника XIX века Жан–Жозефа Бенжамен–Констана

Лука Нотара взглянул на чёрную кисею Мраморного моря за окном бывшего императорского дворца и понял, что сегодня последний день его жизни. Первый министр Восточной Римской империи должен будет бесславно погибнуть. Что скажут о нём потомки? Простят ли? За спиной у него стояли янычары, готовые провести сановного пленника на допрос к султану.

Если бы можно было повернуть время вспять. Он бы употребил все свои деньги и всё своё влияние, и тогда, кто знает, может быть, Константинополь устоял бы под ударами турок. Хотя Нотара поддержал при вступлении на трон византийского императора Константина XI, он никогда не считал его серьёзной фигурой. Каждая собака знала, что всё решает он, великий дука Лука Нотара, и ещё пять-шесть богатых горожан — олигархов. Они сделали всё для того, чтобы император не стал сильнее их. Самым простым и удобным инструментом для этого были турки. 

Всю свою жизнь Нотара думал, что удачно использует их в своих целях, но теперь оказалось, что это они использовали его.

Против кого дружим

После турецких набегов можно было не платить налоги, ссылаясь на разорение, и не отправлять своих людей в византийскую армию. А когда император посылал войска для сбора податей, достаточно было снова призвать на помощь турок. В конце концов византийским императорам ничего не осталось, кроме как отказаться от налогов с некоторых областей, а на военную службу пришлось набирать наёмников со всего мира.

Как случилось, что шестидесятитысячный город смог выставить лишь 7 тысяч плохо вооружённого войска и 2,5 тысячи наёмников? Десятилетиями византийские олигархи разрушали императорскую армию. Ряды офицеров с каждым годом редели, а жалованье оставшихся уменьшалось. Ликвидировались морские и сухопутные части. Но зато каждый из олигархов в случае необходимости мог бы выставить гораздо более сильную армию, чем император. Могли олигархи объединить свои армии, чтобы вместе ударить по врагу? Конечно. Но они не захотели идти на риск и поэтому решили, что правильнее будет договориться с султаном, чем воевать с ним.


Самую большую услугу султану Лука Нотара оказал, настроив горожан против запада. Да, это он сказал, что "лучше увидеть в Константинополе царствующую турецкую чалму, чем латинскую тиару"

Много лет греки считали глупым сопротивляться огромной Османской империи, пытаясь подружиться с турками. Но эта дружба всегда была недолгой, как дружба волков с овцами. Знатные горожане Фессалоник, помогавшие туркам покорить город, были проданы в рабство наравне с другими жителями города. Один из самых богатых людей Малой Азии Матвей Ассан, отдавший туркам город Коринф вместо того, чтобы защищать его, окончил свои дни в турецкой тюрьме. Такая же картина была и в других греческих городах: в Кастрице, в Гардике, в Бруссе, в Никомодии, в Сантамерионе и Салмениконе. Но золото застило глаза греческим богачам. Каждый из них хотел во что бы то ни стало сохранить свои богатства и надеялся, что турки оценят его услужливость. Но османы, впрочем, как и все завоеватели, были безжалостны к предателям.

После расправы над жителями Сантамериона олигархи ненадолго прозрели и стали жертвовать крупные суммы на оборону своих городов. Туркам начали активно сопротивляться во всей Малой Азии. Но тогда османы изменили тактику: они сначала награждали предателей, назначая их на высокие должности, и только лишь спустя некоторое время бросали в тюрьмы либо казнили за какую-нибудь действительную или выдуманную вину.


Бить своих, чтоб чужие боялись

Нотара был уверен, что Мехмед II, с которым он был знаком ещё до восшествия того на престол, с ним так не поступит. Слишком заметной фигурой был великий дука Лука Нотара. Его хорошо знали не только в Европе, но и при дворах Востока, где Нотара не раз бывал как дипломат. К тому же Мехмед ещё в самом начале их знакомства сказал, что очень заинтересован в том, чтобы в Константинополе правил друг, который был бы греком по происхождению и пользовался авторитетом среди византийцев.

Когда Мехмед ІІ появился у стен Константинополя со своей 150-тысячной армией, императорская казна была пуста и вооружить людей было не на что. Ни Лука Нотара, ни другие знатные и богатые греки не стали жертвовать свои деньги на оборону города. Если бы они отдали императору хотя бы драхму, что сделал бы султан с их имениями?




У народа не было имений, и он не раз восставал против турок, однако ни разу византийская армия не помогла ему. Ещё при Андронике II какой-то простолюдин, болгарин Ивайло, собрал огромное крестьянское войско и начал громить турок. Что сделал Андроник? Сгноил этого болгарина в тюрьме. А свинопас Иван? Он несколько раз разбил турецкие полчища и был для крестьян чуть ли не богом. Выкупил ли его Андроник, когда Иван попал в плен? Нет, и турки казнили его. А на монаха Иллариона, освободившего от турок крепость Елегми, константинопольский патриарх по настоянию олигархов едва ли не наложил анафему. Греческие олигархи и императоры боялись выпустить джинна из бутылки, считая, что это может сделать народ неуправляемым. Но вышло так, что, усмиряя народные волнения, правители Византии сыграли на руку захватчикам-туркам.

За несколько относительно спокойных лет император Константин мог бы создать мощную артиллерию, против которой не устояла бы даже миллионная армия. Чтобы не допустить этого, Лука Нотара настоятельно советовал не принимать предложения венгерского инженера Урбана, который хотел отлить для императора гигантскую, невиданную доселе пушку. Материалов на пушку нужно было очень много, да и жалованье Урбан просил немалое. В конце концов Константин всё-таки отказался, и венгру ничего не оставалось, кроме как предложить свои услуги Мехмеду. Именно из гигантской пушки Урбана была пробита брешь в древних константинопольских стенах. 

В том, что стены Константинополя встретили войну не в лучшем виде, тоже виновата жадность греческих олигархов. Императору удалось найти средства на восстановление и ремонт городских стен, но большая часть выделенных денег осела в карманах Мануила Гиагари и монаха Неофита с острова Родос. Обоих проверяющих следовало бы повесить, но Мануил происходил из знатной и богатой семьи, да и Неофит был не из простолюдинов. В конце концов этим казнокрадам доверили руководство обороной одного из секторов города.

Секторами командовали в основном иностранцы, а одним даже — беглый турок. Константин предлагал членам многих именитых греческих семейств возглавить оборону опасных участков, но все отказывались. Они ждали Мехмеда. Многие, конечно, догадывались, что Нотара связан с султаном. Те, кто понимал, как делаются деньги, не могли не заметить внезапного обогащения первого министра в те годы, когда империя переживала не лучшие времена. Императору не оставалось ничего другого, кроме как отдать судьбу города венецианскому льву и генуэзскому грифону: большинство наёмников были из Венеции и Генуи.

В том, что стены Константинополя встретили войну не в лучшем виде, тоже виновата жадность греческих олигархов


Чужой среди чужих

Самую большую услугу султану Лука Нотара оказал, настроив горожан против запада. Да, это он сказал, что "лучше увидеть в Константинополе царствующую турецкую чалму, чем латинскую тиару". Кто знал, что его слова окажутся пророческими. Слушая Луку, мало кто думал о том, какие огромные деньги он регулярно переводил на свои счета в европейских банках. Мало кто вспоминал и о том, что и свою дочь Анну перед осадой Нотара отправил в Венецию.

Между тем Константину больше неоткуда было ждать военной помощи, кроме как с запада. Поэтому он и объявил о слиянии Латинской и Православной церквей, хоть и знал, какой ропот это вызовет в народе. Нотаре оставалось лишь слегка раздуть пламя религиозной неприязни, чтобы она переросла в ненависть. Он сам гордился этим искусным шагом, который как ничто другое был способен расколоть ряды защитников города. Вместе с тем никто бы не посмел обвинить его в предательстве за то, что он всего лишь выступает против Рима. Нотара не переставал клеймить Католическую церковь, даже когда от Папы в осаждённый город пробились четыре военных кораб­ля с оружием и провизией. Наслушавшись пламенных речей великого дуки, венецианские солдаты стали косо смотреть на греков и сражались с неохотой.

Открыто перейти на сторону султана Нотара не мог: тогда бы его богатства, находящиеся в Константинополе, уничтожили сами греки. Поэтому он был вынужден играть на две стороны. И во время осады он командовал обороной приморских стен так искусно, что никому бы и в голову не пришло заподозрить его в измене. Единственным, кто бросил ему в лицо обвинение в предательстве, был генуэзец Джустиниани Лонго, командовавший вместе с императором обороной самого опасного сектора. Правда, Лука зашёл слишком далеко, отказавшись передать ему в решающий момент битвы нескольких бомбардиров со своего участка. Но потом турки прорвали оборону, смертельно раненого Джустиниани унесли на генуэзский корабль, и все забыли об этой истории.



4 миллиона дукатов. В такую сумму флорентийский купец Джакомо Тетальди, свидетель гибели города, оценивает трофеи, взятые турками в Константинополе. Среди турок ещё долго было в ходу выражение "он, должно быть, участвовал в грабеже Константинополя"

Сразу же после вступления в город Мехмед II выслал воинов для охраны Нотары и его семьи. Вскоре он сам посетил его дом, вёл себя по-дружески, желал здоровья его больной жене и благополучия сыновьям. Именно покровительство Мехмеда позволило Луке выкупить из плена многих константинопольских аристократов, проданных в рабство. Причём кое-кому вернули не только дома, но и имения. Нотара был на верху блаженства. Заговор, который он готовил много лет, оказался успешным. Те, кто погибли, проиграли, а он, Лука Нотара, благодаря искусной игре, сохранил и жизнь, и богатство, и власть.

Но оказалось, что Нотара обрёк себя, ещё когда впервые согласился на льстивые предложения Мехмеда. Вскоре султан перестал звать Нотару на свои пиры. Чтобы доказать свою преданность султану, Лука однажды послал ему богатые дары. И этим только приблизил свой конец. Мехмед пришёл в ярость, узнав, что Лука утаил от него, властителя Вселенной, огромные богатства. Нотара понял, что султану не хватало только предлога, чтобы расправиться с ним, и вот он сам дал его.

Развязка

Плечистый янычар легонько подтолкнул мегадуку в спину, показывая знаками, что пора идти. Султан не любит ждать. Опустив голову, Нотара пошёл по хорошо знакомым коридорам Влахернского дворца.

Лицо Мехмеда было непроницаемо, как маска, а глаза светились холодной азиатской злобой.

— Почему ты, собака, имея такие огромные богатства, утаил их от меня! — закричал султан, лишь только увидев побледневшего Нотару. — Ты был богаче Константина и думал, что будешь богаче Мехмеда? Скажи мне, бесчестный человек, кто предал в мои руки и твои богатства, и этот город?

— Бог, — произнёс Нотара, словно обращаясь к своему последнему защитнику.

— Тогда чего же ты хвалишься своим богатством, пёс? Почему ты не прислал мне всего этого прежде, чем я объявил войну и взял город? Почему не склонил Константина к тому, чтобы он сдал город без боя, взамен на любую другую область, которую я был готов ему дать? Между нами тогда была бы дружба, и не погибло бы понапрасну столько моих воинов.

— В том не моя вина, а венецианцев и генуэзцев, которые обещали Константину войско и флот от Папы Римского, — ответил Нотара, но султан не слушал его.

— Ты отдашь мне все свои богатства, — сказал он, — а твой младший сын будет евнухом в моём гареме.

— Нет, — вдруг сказал Нотара, слыша, как бешено колотится его сердце.

— Нет.

Падая в пропасть, бессмысленно просить милости у того, кто тебя туда столкнул.

— Ты осмеливаешься перечить владыке Вселенной? – в голосе султана слышалось плохо скрываемое удовлетворение. — Что ж, ты сам избрал свою участь.

И не дав Нотаре заговорить снова, Мехмед громко хлопнул в ладоши. Янычары грубо схватили Луку под локти и поволокли из тронного зала.

В ту же ночь Лука Нотара и двое его сыновей были обезглавлены. Вскоре та же участь постигла и других знатных византийцев, предателей, отказавшихся защищать свою родину. 


Византия в цифрах

Годы существования: 395—1453
Население: от 35 000 000 (VI век) до 5 000 000 (1281 год)
Площадь: от 3 500 000 кв. км (VI век) до 500 000 кв. км (1281 год)
Армия: от 343 000 (III век) до 7000 (1453 год)
Государственный язык: латинский (в IV—VI веках), с VII века до конца существования империи — греческий
Национальности: на западе страны основную роль играло греческое население, а на востоке – армянское. Из 107 византийских императоров только 36 умерли своей смертью

Источник