Это событие стало научной и культурной сенсацией не только в Советском Союзе, но и во всем мире. Ни разу не бывавший в Мексике советский исследователь сделал то, чего не удалось ведущим мировым ученым, годами проводившим полевые исследования! Не выходя из кабинета, он дешифровал древнее письмо индейцев майя. Как бы оправдываясь, Ю.В. Кнорозов впоследствии придумал оборонительную фразу: «Я — кабинетный ученый. Чтобы работать с текстами, нет необходимости лазать по пирамидам».
В действительности ему очень хотелось оказаться в Мексике. Но это было невозможно — он слишком долго был «невыездным».
В то утро 29 марта 1955 года он шел на защиту кандидатской и не знал, чем все закончится, допуская даже обвинение в ревизионизме марксизма и арест. Дело в том, что Ф. Энгельс утверждал, будто в доколумбовой Америке государства отсутствовали. Согласно той же догме, фонетическое письмо могло существовать только при возникновении классовых государственных образований. Заявление же о наличии у идейцев-майя фонетического письма автоматически опровергало сразу два положения «основоположника». Защита проходила в Москве и уже на следующий день превратилась в легенду. Выступление 33-летнего Юрия Кнорозова на ученом совете длилось ровно три с половиной минуты, а результатом стало присвоение звания не кандидата, а доктора исторических наук, чего в гуманитарных науках практически не случается.
С этого момента история дешифровки древних систем письма стала вписываться между двумя именами: Шампольона (знаменитый французский египтолог, разработавший основные принципы дешифровки древнеегипетского иероглифического письма) и Кнорозова. Его жизнь, полная тяжелых испытаний, парадоксов и даже мистификаций, полностью соответствует легенде о гениальной личности.
Ю.В.Кнорозов родился под Харьковом в семье русских интеллигентов, в 1922 г. Отец был главным инженером Южного треста стройматериалов. В 1937 г. закончил семь классов 46 железнодорожной школы. В 1939 г. — рабфак при 2 ХМИ. В 1939 г. Кнорозов поступил на исторический факультет Харьковского государственного университета им. А.М. Горького. С началом войны Украина была оккупирована, и Кнорозов оказался в Москве.
В 1940 г. Юрий, уехав с Украины, поступил на истфак МГУ. Специализируясь на кафедре этнографии, он питал особый интерес к шаманским практикам. Деталь небезынтересная для понимания темперамента его как ученого.
Затем в 1943 он был призван в армию, где служил под Москвой, телефонистом 158 артиллеристского полка резерва ставки главнокомандующего.
Война черным цензорским карандашом прошлась по планам молодого Кнорозова, приукрасив его биографию легендами — нелепыми, создавшими ему немало мучительных психологических проблем. Но легенды эти он почему-то поддерживал…
Он воевал в частях связи и (согласно записи в военном билете) встретил победу под Москвой телефонистом 158-го артиллерийского полка резерва ставки главнокомандующего. Известно, что Кнорозов не участвовал во взятии Берлина, но тем не менее, согласно возникшей позже официальной(!) версии, именно из Берлина в качестве военного трофея привез две исключительно важные книги, якобы спасенные им из пламени горящей библиотеки. В последние годы, когда советская идеологическая машина была разрушена, Юрий Валентинович пытался избавиться от «дурацкой и нелепой», как он сам говорил, легенды и по-новому представить те далекие события — книги лежали в ящиках подготовленной для эвакуации немецкой библиотеки и оттуда были взяты советскими офицерами. Однако многое продолжает оставаться неясным: во-первых, как, в конце концов, эти книги попали к Кнорозову? А во-вторых, зачем офицеру-связисту понадобились такие издания, как «Сообщение о делах в Юкатане» францисканского монаха XVI века Диего де Ланды и «Кодексы майя» в гватемальской публикации братьев Вильякорта? Индейцами-майя он тогда не занимался. Великий ученый умер, так и не раскрыв до конца эту постылую для него тайну. Кому и почему он обещал молчать? А ведь без этих книг его сенсационной дешифровки не состоялось бы!
Сразу после войны закончил исторический факультет МГУ, специализируясь по этнографии. Его дипломная работа была посвящена шаманским практикам, как и первая публикация, вышедшая в 1949 г. в журнале Советская Этнография: «Мазар Шамун-наби». Но уже тогда Ю.В. Кнорозов всерьез увлекся дешифровкой письма майя, вопреки общему скептическому настрою. «То, что создано одним человеческим умом не может не быть разгадано другим. С этой точки зрения, неразрешимых проблем не существует и не может существовать ни в одной из областей науки!», считал он.
Основным источником для работы с письмом письма майя послужили две книги, видимо не случайно оказавшиеся в его руках: «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланды в публикации Брассера де Бурбура (Landa Diego de. Relation des choses de Yucatan. Par l’abbé Brasseur de Bourbourg. Paris, 1864) и «Кодексы майя» в гватемальской публикации братьев Вильякорта. (Villacorta J.A., Villacorta A. Códices mayas, Dresdensis, Peresianus, Tro-Cortesianus, reproducidos y desarrollados por J. Antonio Villacorta y Carlos Villacorta. Guatemala, 1930.)
В поступлении в аспирантуру МГУ Ю.В. Кнорозову было отказано, и потому дешифровку древнего письма майя молодой ученый продолжил уже в Ленинграде, куда он перебрался в конце 40-х годов. В это время он и жил и работал в Музее этнографии народов СССР, разбирая пострадавшие при бомбардировках коллекции.
Уже при жизни Кнорозова сравнивали с Шампольоном, расценивая это сравнение как несомненную похвалу. Однако, с точки зрения науки, интеллектуальный прорыв российского ученого имел куда более весомое значение: во-первых, у него не было билингвы (одного текста, написанного на разных языках), а во-вторых, ему пришлось разработать метод дешифровки неизвестных систем письма.
Бабушка по отцу Кнорозова — первая народная артистка Армении, выступавшая под артистическим псевдонимом Мари Забель. Дед был русским. Юрий Валентинович родился под Харьковом в семье русских интеллигентов, что подчеркивал особо. Здесь в 1941 г. оказалась в оккупации его мать, и этот факт после войны надолго закрыл для него двери аспирантуры и лишил возможности выезда за рубеж. Из школы его пытались исключить за «плохое поведение», неуспеваемость по некоторым предметам и, главное, за своевольный нрав. Неординарность Кнорозова раздражала многих уже тогда. Он великолепно играл на скрипке, прекрасно рисовал и писал романтические стихи. Позже, объясняя свой успех в дешифровке, он очень серьезно рассказывал: «Когда мне было не больше пяти лет, братья стукнули меня по лбу крокетным шаром… Зрение восстановили, хотя и с трудом. Видимо, это и была своего рода «колдовская травма». Могу дать рекомендацию: будущих дешифровщиков бить по башке, только неясно, как. Можно для эксперимента взять контрольную группу, — а если кто концы отдаст, тому так и надо!» — радостно улыбнувшись, он представил, видимо, меня, проводящую подобные эксперименты над студентами.
После войны Кнорозову попалась на глаза статья немецкого исследователя Пауля Шелльхаса под названием «Дешифровка письма майя — неразрешимая проблема». Эта публикация круто изменила его научные планы. «Как это неразрешимая проблема? То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим!» Бросившись в море майянистики, он столкнулся с резким ухудшением отношения к нему со стороны завкафедрой профессора С.П. Толстова. Да так, что тот отказался даже дать Кнорозову формальную рекомендацию в аспирантуру. К счастью, здесь же, на кафедре этнографии, работал профессор Токарев, с удовольствием поддержавший опального дипломника. Тем не менее, по словам Кнорозова, новый руководитель «абсолютно не верил в успех дешифровки письма майя, поскольку, следуя американцам, считал, что письмо не является фонетическим». Пользуясь своим влиянием и связями в научном мире, Токарев устроил ученика младшим научным сотрудником в Музей этнографии народов СССР, что рядом с Русским музеем в Ленинграде. Поселился Кнорозов в самом музее — в длинной, как пенал, комнате. От пола до потолка комната была забита книгами, по стенам висели прорисовки иероглифов майя. Из мебели — только письменный стол и солдатская койка. Рассказывают, что уже тогда под столом стояла батарея бутылок. Беда, которая преследовала ученого всю жизнь…
Прежде чем приступить к работе с текстами майя, Кнорозов решил разобраться с теоретическими вопросами дешифровки древних письменностей. Во- первых, он четко определил, что именно считается лингвистической дешифровкой (переход к точному фонетическому чтению иероглифов) и чем она отличается от принятой в то время в майянистике интерпретации знаков, являющейся всего лишь попыткой предположить значение или чтение отдельных знаков. Кроме того, следовало разделить не имеющие практически ничего общего между собой понятия: дешифровка исторических систем письма (в частности майя) и дешифровка секретных шифров. В древних текстах знаки стоят в обычном порядке, но чтение их забыто; а язык либо неизвестен, либо сильно изменился. В шифрованных записях известные знаки замещены другими, порядок их смешан, а язык должен быть известен. Таким образом, общим при обеих дешифровках можно назвать лишь конечный результат — достижение понимания записанного текста. Все остальное различно: и общая научная подготовка дешифровщика, и необходимый для обработки объем текста, и методологический подход. Основные положения дешифровки древних систем письма были сформулированы Кнорозовым в программном вступлении, названном Неизвестные тексты, к серии «Забытые системы письма: Материалы по дешифровке», начавшей публиковаться в 1982 г.
Метод, разработанный Кнорозовым и примененный при дешифровке письма майя и использовавшийся в последствии для дешифровок письма острова Пасхи и протоиндийских текстов, получил название метода позиционной статистики. Исходные положения этого метода были выявлены дешифровщиками древних систем письма первой половины XX века и достаточно успешно применялись в 40-50 годы Майклом Вентрисом. Кнорозов сумел обобщить и развить некоторые походы до цельной теории и метода дешифровки. А верность теоретических разработок была блестяще доказана на практике.
Суть «метода позиционной статистики» сводится к следующему: по количеству знаков в письме и частоте появления новых знаков в новых текстах определяется тип письма (идеографическое, морфемное, силлабическое, алфавитное). Затем происходит анализ частоты употребления того или иного знака и анализ позиций, в которых этот знак появляется, определяются функции знаков. Сопоставление с материалами языков, родственных языку текстов позволяет выявить отдельные грамматические, семантические референты, корневые и служебные морфемы. Затем выявляется условное фонетическое чтение того или иного знака, устанавливается чтение основного состава знаков. Верность условного чтения подтверждается перекрестным чтением знака в разных позициях и текстах.
Создав теоретическую базу для работы с письмом майя, Ю.В.Кнорозов перевел со староиспанского на русский язык «Сообщение о делах в Юкатане». И сразу же понял, что алфавит из 29 знаков, записанный в XVI в. францисканским монахом Диего де Ландой является ключом к дешифровке самого письма. Ему удалось разобраться с недоразумениями, возникшими при диктовке алфавита – когда информатор записывал майяскими знаками не звуки, а названия испанских букв. Сама дешифровка проводилась на основе трех сохранившихся иероглифических рукописей майя — Парижской, Мадридской и Дрезденской. Оказалось, что в текстах всех трех рукописей встречается 355 самостоятельных знаков. Это позволило Кнорозову определить тип письма как фонетический, морфемно-силлабический. То есть каждый знак майя читался как слог. Завершалась сложная работа главным — чтением и переводом трех рукописей майя.
Первая публикация результатов дешифровки, вышедшая все в той же Советской Этнографии в 1952 г., со скромным названием «Древняя письменность Центральной Америки», произвела настоящий фурор. Гениальное открытие Кнорозова было с восторгом принято отечественной научной общественностью. Предстояла защита кандидатской диссертации в качестве соискателя. Тема диссертации звучала нейтрально: «Сообщение о делах в Юкатане Диего де Ланды как этно-исторический источник». Однако в качестве основной задачи ставилось доказательство наличия государства у индейцев майя и затем обоснование присутствия фонетического письма. Защита проходила в Москве 29 марта 1955 г. Результатом — стало присвоение звания не кандидата, а доктора исторических наук, что в гуманитарной области происходит крайне редко.
Защита диссертации по индейцам майя стала научной и культурной сенсацией в Советском Союзе, очень быстро о дешифровке узнали и за рубежом. Казалось парадоксом — ни разу не побывав в Мексике, советский исследователь сделал то, чего не добились многие ученые разных стран, годами проводившие полевые исследования среди индейцев майя.
Но судьба не готовила букетов роз, чтобы рассыпать их Кнорозову под ноги.
Зарубежные коллеги поделились на два лагеря: одни сразу же и безоговорочно стали, по определению известного американского археолога, профессора Йельского университета Майкла Ко, «кнорозовистами». Другие, и в первую очередь глава американской школы выдающийся майянист Эрик Томпсон, восприняли открытие молодого советского ученого как личное оскорбление.
В 1956 г. на волне международного признания исследователя «выпустили» на Международный конгресс американистов в Копенгагене. С тех пор вплоть до 1990 г. он уже никуда не выезжал, даже не подозревая о приходивших на его имя многочисленных приглашениях. При этом Юрий Валентинович горько шутил о «бесконечных комиссиях по вывозу его в Мексику, все члены которых там уже побывали». Зарубежные ученые некоторое время недоумевали по поводу отказа коллеги от контактов, но, быстро разобравшись в тонкостях советских нравов, сами потянулись в Ленинград, С особой гордостью Кнорозов рассказывал о том, как в разгар «холодной войны» американская школа признала предложенный им принцип дешифровки. Но он и не подозревал, какую бурю ненависти вызвал его успех у главы американской школы майянистики Эрика Томпсона! И «холодная война» тут была абсолютно ни при чем. Томпсон, узнав о результатах работы молодого советского ученого, сразу же понял, «за кем осталась победа», и мысль об этом оказалась для него невыносимой. В своем послании майянисту Майклу Ко, полном злого сарказма, он назвал американских коллег «ведьмами, летающими верхом на диких нотах по полночному небу по приказу Юрия», и убеждал, что дешифровка Кнорозова несостоятельна. Заканчивал свое послание Томпсон следующими словами: «Хорошо, Майк, ты доживешь до 2000 года. Вложи это послание к Введению в «Иероглифическое письмо майя» и рассуди потом, был ли я прав…» Майкл Ко сохранил письмо и в первый день 2000 года, перечитав его, заявил: «Томпсон был не прав. Прав оказался Кнорозов, и теперь мы все, занимающиеся майя, являемся кнорозовистами».
В начале 1960-х Кнорозову предложили поучаствовать в составлении первой компьютерной программы для машинной обработки текстов майя. Группа программистов из Новосибирска попыталась создать на материалах Ю.В. Кнорозова некую первичную базу данных по знакам рукописей. Через некоторое время новосибирская группа объявила о том, что у них разработана «теория машинной дешифровки» и издала в 4 томах компьютеризированную базу данных Кнорозова. Издание преподнесли Хрущеву. С точки зрения специалистов и, в первую очередь, самого Кнорозова, объявленная «машинная дешифровка» была полной глупостью и вызвала недоуменную реакцию у специалистов. Тем более, что в 1963 г. вышла великолепная монография Ю.В. Кнорозова «Письменность индейцев майя», раскрывающая принципы дешифровки. Однако это нелепое недоразумение поставило для некоторых под сомнение подлинные результаты дешифровки. За рубежом противники также воспользовались этим предлогом, чтобы оспорить открытие советского ученого. В результате лишь спустя двадцать с лишним лет, в 1975 г. удалось опубликовать переводы текстов. Монография называлась: «Иероглифические рукописи майя».
Круг научных интересов Кнорозова был удивительно широк — от дешифровки древних систем письма, лингвистики и семиотики до проблем заселения Америки, археоастрономии, шаманизма, эволюции мозга и теории коллектива. Он щедро раздавал научные идеи в надежде, что кто-нибудь завершит их разработку. «Я же не осьминог», — часто повторял он.
Кнорозов всегда ощущал себя прежде всего гражданином своей страны — как бы она ни называлась. Грянувшая перестройка была воспринята им с воодушевлением, которое вскоре сменилось скепсисом. «Опять митингуют», — ехидно комментировал он общественные дискуссии в институте, а Ельцина иначе как «котом Базилио» не называл. К сожалению, скепсис Юрия Валентиновича оправдался: последние годы его никто не «держал за руки», но до исследований ученого новым властям не было никакого дела.
Ю.В. Кнорозов принадлежит плеяде великих ученых XX века, которые сумели, в расцвет, казалось бы, все большего обособления по узким областям, понять и почувствовать, что будущее науки лежит в междисциплинарности подходов. Поэтому он с увлечением занимался темами, выходящими за рамки его «узкой» специализации «майяниста». Хотя сама дешифровка иероглифического письма лежала уже требовала сочетания знаний по истории, этнографии, лингвистике и даже психофизиологии. Только для того, чтобы доказать независимое от культур Старого Света происхождение письма майя, Кнорозову пришлось решать вопросы, связанные и с этногенезом мезоамериканцев и с теорией заселения Америки.
На самом деле Кнорозов прекрасно понимал, что дешифровка системы письма связана с важной теоретической проблемой – выявлением закономерностей цивилизационных процессов. Причем повод был глубоко формальным: по взятой у Моргана классиком марксизма Энгельсом классификации уровней цивилизации, индейцы относились к «дикарям», у которых письменности не могло быть по определению. Как замечал Ю.В.Кнорозов, он «вынужден был пересматривать Энгельса, не зная, чем все это может закончиться» для доказательства того, что «возникновение фонетического письма у майя не противоречит марксистской догме». Так возникла тема исследований, которую можно определить как «формирование и развитие информационного поля коллектива».
В основу положений легла «теория коллектива», в которой под коллективом подразумевалось структурированное «объединение объединений» людей, развивающееся за счет совершенствования способов коммуникации и усложнения внутриколлективных связей. Ассоциацию людей Кнорозов рассматривал не как дальнейшее развитие или высшую форму объединения животных, а как следующий тип дифференцированной системы – «объединение объединений». При этом составляющей единицей ассоциации людей (не совпадающей с обществом) является не особь, а коллектив.
Кнорозов обратился к закону рекапитуляции Геккеля, согласно которому развитие особи повторяет развитие вида и, применив его к развитию цивилизации как воспроизводящейся системе, предложил важное уточнение: «онтогенез повторяет филогенез с обратно пропорциональной скоростью». Это системное свойство оказывается присущим и составляющим компонентам «универсальной системы» – например, развитию интеллектуального потенциала homo sapiens и коллектива. Первоочередное внимание уделялось становлению коммуникации способам передачи и фиксации информации – возникновение звуков, деноминаций, рисунков, письма, моделей социального поведения. Основные положения были изложены в статье «К вопросу о классификации сигнализации», опубликованной в журнале «Основные проблемы африканистики» в 1973г. Для решения этих проблем Ю.В.Кнорозов обратился к исследованию интеллектуально- познавательной деятельности детей и сопоставлению этапов развития ребенка с этапами развития общества. Он уделял самое пристальное внимание общим проблемам семиотики, создав даже специальную группу этнической семиотики, регулярно издававшую сборники с этим же названием. Его все больше притягивали темы, связанные с работой головного мозга человека, его функциональной организацией. Совместно с В.В.Ивановым была даже инициирована специальная исследовательская программа «Мозг» при президиуме АН СССР.
Вместе с тем, всю свою творческую жизнь Кнорозов продолжал работу с древними текстами майя. После прочтения рукописей начались исследования надписей на керамических сосудах и монументальных памятниках. Он постоянно обращался к теме общего происхождения мезоамериканского письма, «подбираясь», как он говорил, к дешифровке так называемой эпи-ольмекской письменности.
В 1975 году Кнорозову за его гениальное открытие была вручена Государственная премия СССР. В 1990 г. президент Гватемалы в знак признательности вручил ему специальную Большую Золотую медаль. В 1995 г. в посольстве Мексики в Москве ему был вручен серебряный Орден Астекского Орла. Такие ордена вручаются мексиканским правительством иностранным гражданам, имеющим исключительные заслуги перед Мексикой.
Эта награда имела для Кнорозова особое значение. Получив награду, он сказал по-испански «Мое сердце всегда остается мексиканским».
Юрий Кнорозов — харьковчанин дешифровавший письменность майя. Справа памятник ему в Канкуне в Мексике.
В стране майя великому дешифровщику удалось побывать лишь в 1990 году, когда он был приглашен президентом страны Винисио Сересо Аревало. Приглашение совпало с размораживанием дипломатических отношений с Гватемалой. Кнорозову устроили посещение главных достопримечательностей страны, вручили Большую золотую медаль президента Гватемалы. Поднявшись в одиночку на пирамиду Тикаля, он долго молча стоял там… Не обошлось без обычных для него неожиданностей: террористы, устроив за нашей машиной демонстративную слежку, обещали взорвать делегацию. Юрий Валентинович был доволен.
Затем последовали приглашения мексиканского правительства, Института Антропологии и истории и парка Шкарет, издавшего в Мексике его избранные произведения.
Судьба подарила ему уже почти под конец жизни удивительную возможность пожить в тропической сельве у Карибского моря, рядом с любимыми им индейцами-майя. Ученики работали над подготовкой к печати его монографии, а Кнорозов наслаждался тропической природой, национальной мексиканской кухней, наблюдал по вечерам за невиданными звездами. Сидя рядом с президентом Мексики на концерте Паваротти в Чичен-Ице, он с улыбкой говорил, что великий певец значительно уступает юкатанскому хору, исполнявшему Кантату о Кукулькане. Его слова «У итальянца — техника, а у юкатанцев — душа» повторялись многими в Мексике…
Гения не стало 30 марта 1999 г. Его смерть и похороны по абсурдности напоминали кончину Паганини. Кнорозов умер в одиночестве в коридоре одной из городских больниц, где после инсульта у него развилась пневмония. Дирекция Кунсткамеры решила не предоставлять зал музея для прощания с ним, и множество людей собралось в тесном больничном морге, где рядом было выставлено еще несколько гробов. Кнорозов очень любил Невскую лавру, но похоронили его на новом кладбище вдали от города. Петербург стал криминальной столицей России, и даже память о гениях мирового уровня здесь, похоже, больше никому не нужна…
P.S. Научное наследие Ю.В. Кнорозова бережно хранят в Москве. В столичном Российском государственном гуманитарном университете при помощи мексиканского посольства еще при жизни великого ученого был создан Центр мезоамериканских исследований, который теперь носит его имя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий